Все решено, - во весь голос воскликнул про себя молодой Шмулик, - Все решено, - просипел он, раскачиваясь как от зубной боли. Кончалось лето, кончались каникулы, но возвращение в училище, в такую, еще два месяца назад, родную его сердцу казарму не только не радовало, но попросту приводило в отчаяние - Шмулик был влюблен. Глупо, банально, как последний мудак, а главное безнадежно. Соседка Сара Мудазвон, которую он попросту не замечал целое лето, две недели назад явилась в баню в безумно розовых трусах, пышных настолько, что непозволяли к себе приблизиться и настолько воздушным, что едва скрывало предметы его чистейших мечтаний. После двух туров веникомахания он угощал ее водкой, она пила стаканами и ела огурцы и окончательно разбивала его сердце.

- Ах, вы от сантехников, разочарованно тянула Сара: она была против ебли, абортов и семьи.

- Как отличник, имею право запихнуть в самые ваши передовые части,- и наклонясь к нежнейшему пухлому ушку прошептал Шмулька, тая как масло в кармане,- В анальные.

Трудно описать огорчение Шмульки узнавшего, что Сара настроена и против этого. Сочувствовала она только его опухшим яйцам. Стоило только Шмулику от огорчения раскрыть рот как его оттеснили босяки, эти бесконечные студенты, слесаря, уголовнички... и за весь оставшийся вечер ему удалось увидеть разве что развившиеся трусы, разве что задранные ноги Сары. Уехать не объяснившись было немыслимо - это значило все потерять. От подобной мысли юный Шмулик взвыл как сирена. Он вспомнил как анонировали вокруг нее на бегу эти мерзавцы (да, именно мерзавцы!) Срулик и Вован, едва не кончая в свои кулачки и как Сара благожелательно шлепала их по яйцам и по задкам. Объясниться было немыслимо точно так же: сразу после ебли, а возможно и вследствие его у Сары сделались мигрени и она "не выходила". То есть не совершала ежедневных послеобеденных променадов в городской бардель, где каждый день сидел и дрочил в кустах, да что там сидел, дежурил Шмулик! Вяли листья и с каждым днем увядали не распустившиеся надежды. Дней до конца каникул и надежд оставалось все меньше, их можно было пересчитать по пальцам и каждый день Шмулик их пересчитывал. Hо что было всего хуже, - возвращавшегося с ничем из городского сада влюбленного ожидала мука уже ни с чем не сравнимая. "Hе выходившая " Сара тем не менее принимала на веранде его соперников, этих сопливых мерзавцев - слесарей, ежедневно (!) навещавших ее на правах старых знакомых. У Шмулика таких прав не было. Hо что хуже всего, из окна несчастного сантехнтка эта раздирающая душу картина в театральный бинокль была видна как нельзя лучше. Расфуфыренная Сара, с кокетливой повязкой на лбу угощала гостей самогонкой и играла ними в дурака на раздевание. К исходу дня душа нашего героя была окончательно изодрана а глаза полны слез. С первыми заморозками созрело в нем роковое решение. Поскольку жизнь теряла смысл, а еврей - сантехник находил это невыносимым, оставалось одно. Шмулик с трудом привыкал к этой мысли, но выбирать было не из чего. Да оставалось одно, но для этого нужны были две вещи: решимость и пистолет. Пистолета у еврея пока не было. Hехорошая мысль становимлась все хуже и все глубже заползала в неокрепшую душу обедневшего потомка рода Давидова. Дело в том, что пистолет был, но был у мужика его матери - депутата Фиалковского. С мыслью украсть (каково слово!) пистолет у хрена, еврей боролся до последнего, но в тот роковой день, когда он проснулся и увидел, что за окном серебрится иней решимости его почти уже не было предела. Заглянув на прощанье себе в душу, он нашел там последнее не угасшее еще жела