В этот день в Московском комплексе «Олимпийский» проходили финальные за-плывы чемпионата мира. Трибуны были переполнены, тренеры сбились с ног, пытаясь успокоить своих воспитанников, зеленая вода в бассейне бурлила как в гигантском котле.

Я стоял недалеко от входа в душевую, прислонившись к поручням трехметровой вышки, и лениво покуривал. Все происходящее вокруг мало интересовало меня, я знал, что наши пловцы к этому сезону подготовились слабо, а после внезапной травмы Мельникова в сборной царило полнейшее уныние. Сам я попал на соревнования со-вершенно случайно – просто перед репетицией спустился вниз попариться в душе и глотнуть пивка. Люблю я это дело! Но, увидев в душевой наших ребят и узнав от Толи Спицына, непревзойденного мастера брасса, что происходит, я отправил своих музы-кантов на Вип-трибуну, а сам вышел в бассейн.

Никто на меня не обратил внимания, и только второй тренер нашей сборной, про-бегая мимо, нашел в себе силы улыбнуться и поинтересовался, уж не собираюсь ли я предложить свою помощь.

- Ну что ж, - усмехнулся я, - если сильно будете проигрывать, то придется… Не зря же месяц назад я получил черный пояс по Айкидо; если что – будем следовать со-вету Высоцкого и бороться как Спасский с Фишером!

Но тренер уже убежал, не дослушав моей тирады.

Судил сегодня Миша Бурайтис, заметив меня, он вяло махнул рукой – не мешай, мол - и побежал к другому краю бассейна.

Трибуны взорвались ревом. Закончился заплыв мужчин на 800 метров. Вольф Ганберг, двухметровый норвежец, очень похожий на Дольфа Лундгрена в фильме «Рокки - 4» (развесистая клюква для тупоголовых америкосов), показавший лучшее время, весело улыбался, пожимая протянутые руки. Толпа фотографов и репортеров окружила его, но он, раздвигая всех плечами, протолкался к трибунам, где в первом ряду сидела его невеста - скандинавское чудо – и крепко поцеловал ее в губы. Бо-лельщики ответили овациями. Андрей Шелестов, приплывший шестым, мрачно на-блюдавший эту картину, подошел ко мне.

- Дай потянуть, - буркнул он.

Не успев удивиться, я протянул ему бычок, и Андрей, глубоко затянувшись пару раз, махнул рукой и ушел в душевую.

Шум на трибунах понемногу стихал. К финальному заплыву на 400 метров гото-вились женщины. Выходя из душевой, они проходили мимо меня, стройные загорелые русалки, обдавая запахом хлорки. Никогда не унывающая Ира Корнакова игриво взъе-рошила мне волосы, а Гута Лавсан, ослепительно улыбнувшись, как бы невзначай за-дела меня бедром.

- Ну-ну, - пробормотал я, почувствовав легкое шевеление в плавках.

Эх, люблю я это дело!

Девушки выстраивались вдоль бортика бассейна.

- Вторая дорожка – Ирина Корнакова! – звучно объявил динамик, и трибуны при-ветствовали ее аплодисментами. Но все взгляды были прикованы к Катарине Берсайт, абсолютной чемпионке мира, занимавшей все призовые места в течение последних че-тырех лет.. Катарина налево и направо посылала воздушные поцелуи, весьма открытый купальник плотно обтягивал ее мускулистое тело, скорей подчеркивая, чем скрывая пышные формы.

- Пятая дорожка – Любовь Самарина!

Зал зааплодировал как-то вяло и неуверенно. Я тоже впервые услышал это имя и нашел глазами невысокую стройную фигурку. Девочка как девочка; видно, в основной состав ее включили в последний момент.

Старт! Заплыв начался.

Не очень-то интересуясь происходящим на воде и заранее зная результат, я лени-во подошел к буфету и взял у Аркадия кружку пива. Аркаша хитро щурился, негромко подпевая доносящейся из музыкального центра песне. Как и положено, это был «Чер-ный Ворон» - последний хит группы «Четверо с Острова». То есть, наш.

- Вперед вырывается Катарина Берсайт! – долетел до меня голос комментатора, - Ее преследует Ирина Корнакова!..

Вот приплывут девки – и пойду себе, - думал я, потягивая «Клинское», вспомнив, что наверху у меня припрятаны три бутылки джина.

Заплыв подходил к концу, шум на трибунах нарастал. Вдруг я обратил внимание, что болельщики скандируют что-то непривычное. Прислушался.

- Са-ма-ри-на! Са-ма-ри-на!!! – ревела тысяча глоток.

- Девушки вышли на последнюю стометровку! – захлебываясь, кричал коммента-тор, - Самарина на полкорпуса отстает от Берсайт!

Я удивился. Дело принимало совсем неожиданный оборот..

Спины судей, тренеров, врачей закрывали от меня поверхность воды, но схватка там, видимо, шла серьезная. Рев нарастал. Пока я пытался протолкнуться к бортику, не расплескав при этом пиво, заплыв кончился. Кто же победил? Передо мной суети-лись корреспонденты, фотографы, судьи, еще какие-то люди; из динамики доносились странные булькающие звуки и хрюки, я почти оглох от свиста и крика.

- Да, - наконец-то прорезался голос комментатора, - только фотофиниш показал, что первой пришла наша Любовь Самарина и на две сотых секунды улучшила миро-вой рекорд! Поприветствуем новую чемпионку!!!

Что тут началось! Некоторые нетерпеливые болельщики перескочили через барь-ер и влились в толпу, скопившуюся у бортика, внеся свою лепту в общую суматоху. Махнув рукой, я неспешно допил пиво, взял еще одну кружку (эх, люблю пиво!) и отошел к вышке. Что происходило на воде, я не видел, наверное, спортсменки по-здравляли победительницу; люди что-то кричали, размахивали руками, фотографы поднимали свои камеры высоко над головами.

Вот тяжело поднялась по лесенке Катарина Берсайт, закусив губу, ошеломленная и подавленная; вот Афродитой выплеснулась неунывающая Ирка и затанцевала на бортике какой-то немыслимый танец.

Где же чемпионка?

И вдруг шум мгновенно затих, умолк динамик, как будто кто-то невидимый вы-ключил гигантский рубильник; последняя волна взметнулась по трибунам и умерла где-то под потолком. Репортеры и прочие, казалось, приросли к кафельному полу. Стало так тихо, что у меня зазвенело в ушах, и сразу стал слышен плеск еще не успо-коившейся воды. Что такое? Я повернул голову.

Толпа внезапно раздалась на две половинки как пирог, разрезанный ножом, и я увидел Самарину. Кружка чуть не выпала из моих задрожавших пальцев.

Чемпионка шла совершенно голая, видимо, сбросив в воде купальник и шапочку, и мокрые черные волосы рассыпались у нее по плечам. Вода стекала ручейками с ее крепкого тела, груди чуть подрагивали в такт упругим шагам, на бедрах переливался свет многочисленных ламп, оттеняя выпуклый лобок, покрытый густым черным пуш-ком. Она шла абсолютно свободно, никого не стесняясь и ни на кого не глядя, поправ-ляя волосы, падающие ей на лоб. Чуть припухлые губы были плотно сжаты, никаких признаков радости или волнения не отражалось на ее спокойном лице, как будто и не она минуту назад вырвала нелегкую победу.

Провожаемая ошеломленными взглядами, Люба прошла мимо меня и скрылась в коридоре, ведущему в душевые. Отомри, - мысленно подал я команду, и все разом за-двигались и заговорили.

- Ну и ну! – только и смог выдохнуть Миша Бурайтис, вытирая со лба обильно выступивший пот.

Ни один из репортеров не успел задать новой чемпионке ни одного вопроса, фо-тографы судорожно сжимали в руках свои фотоаппараты. Бассейн гудел как потрево-женный улей, обсуждая случившееся. Я заметил, что ни одна из девушек не решается пойти вслед за Самариной, и внезапно, повинуясь какому-то порыву, я одним глотком осушил оставшуюся половину кружки, шагнул в проем и направился в женскую ду-шевую. Там было жа